❝ Если вы поймали птицу, то не держите её в клетке, не делайте так, чтобы она захотела улететь от вас, но не могла. А сделайте так, чтобы она могла улететь, но не захотела. ❞ ( с)

Она не помнила, как оказалась у раскрытых парадных дверей отеля, из которых доносился шум и громкая музыка, и даже не поняла, что случилось, когда два швейцара тактично, но непреклонно преградили ей путь.
- Ваше приглашение, леди?
«Моё - что?» - едва не переспросила она, пытаясь вникнуть в происходящее. У неё, Иден Кэпвелл, спрашивают приглашение? Которого у неё нет…
Какой позор - для всей фамилии Кэпвелл.
- Я… кажется… я оставила его в такси…
- Всё в порядке, она со мной, - кто-то из гостей неожиданно пришёл ей на помощь, взяв её под локоть и проводя внутрь.
- Спасибо, - пролепетала она и, наконец, посмотрела на своего спасителя. Было бы неловко возвращаться обратно и снова искать убежище. - На самом деле у меня нет приглашения.
- Я знаю. Это свадьба моей сестры. Меня зовут Майкл.
- А меня Иден.
- Очень приятно. Могу я предложить вам что-нибудь выпить?
Она то и дело смотрела на вход, отвлекаясь от нового знакомого, потому что ожидала появления Роберта, и какое-то странное смятение переполняло её изнутри.
- Да, да, пожалуй. Это было бы неплохо.
Они вместе прошли к бару, и она заказала себе «Санрайз», а её спутник попросил себе то же самое.
- Я думал, что сегодня весь вечер буду один.
Она улыбнулась, стараясь придать лицу хоть сколько-нибудь неравнодушное выражение, но у неё неважно это получилось, и глаза её продолжали возвращаться к входу.
- Ты первый раз в Вегасе?
- Нет, - она снова натянуто улыбнулась одними уголками губ и потянулась за своим коктейлем.
Молодой человек понял свою оплошность и немедленно снял со стола бокал, надеясь опередить свою спутницу и остаться услужливым кавалером. Нечаянно его пальцы коснулись её руки, и он немедленно смутился.
- Прости, я…
Она сделала вид, что ничего не заметила, за что он остался ей благодарен.
- Спасибо.
Юноша ещё что-то рассказывал, о сестре и об этой свадьбе, о своей учёбе, и глаза его с каждой минутой блестели всё сильнее; люди вокруг шумели, танцевали и веселились, а она всё так же косилась на дверь.
События этого странного вечера остались в её памяти в виде разрозненных, словно клочки разорванной паутины, впечатлений. Визг тормозов, паническое желание убежать, скрыться, смешаться с толпой.
Огромный холл, заполненный танцующими людьми. Громкая музыка. Несколько музыкантов, ди-джей. Сцена, гигантские лучи прожекторов, хаотичными движениями прорезающие дымный полумрак. Бар, уютно освещённый тёплым светом ламп. Столики из дерева.
И Майкл - юноша, совсем мальчик, так искренне смотрящий на неё восторженным взглядом.
Отличный способ затеряться.

Может, зря она ждёт его? Может, он устал от конфликтов, бесконечных попыток догнать её и вернуть? Может, он просто сидит в своём лимузине и ждёт, когда она успокоится и сама захочет выйти, чтобы, наконец, обсудить то, что им предстоит? Завтра - последний день.
Она с ужасом понимала, что завтра в ней ничего не изменится, и она снова не сможет уйти; всё так же будет ждать, что он её задержит, остановит, что-нибудь придумает - в самый последний момент. С ней что-то случилось - необъяснимое и пугающее, отчего она без него больше не может, и это осознание собственной слабости и страха, что всё в итоге неизбежно закончится, накрывало её волнами. Именно это она постоянно от себя отгоняла, старалась не думать и вырваться, устраивая все эти ситуации.
Им осталась всего одна ночь и завтрашний день до вечера. Ещё так много и уже так мало.
Бесконечные попытки оторваться от него сейчас, оттолкнуть, чтобы не чувствовать боли завтра, ни для кого ничего не решат, потому что эта боль неизбежна.
Так к чему тратить время на напрасную игру в кошки-мышки, на совсем неинтересную ей болтовню милого юноши и эту чужую свадьбу? Она ведёт себя неразумно, а Роберт ей во всём потакает, позволяя побыть капризной маленькой девочкой, о существовании которой она давным-давно забыла, но которая, тем не менее, пряталась всё это время где-то глубоко в ней и при случае дала о себе знать. Получался парадокс: находясь в плену Роберта Барра, она чувствовала себя свободнее в своих желаниях и порывах, чем когда-либо прежде.
Эта мысль её заинтриговала, и ей вдруг немедленно захотелось поделиться с ним своим открытием и обсудить этот феномен. Или даже вовсе ни о чём его не спрашивать, а просто прижаться к нему - до изнеможения, и стоять так, обнимаясь, до конца времён.
Так что же она здесь делает - вместо того, чтобы быть с ним? И неужели Роберт совсем не чувствует, как сильно ей наскучили игры и как остро ей захотелось, чтобы он пришёл за ней и увёл с собой?
Она решила дождаться паузы в рассказе своего случайного юного приятеля, чтобы сообщить о своём уходе, и, надеясь ускорить эту паузу, накрыла ладонью его руку и спустилась со стула. Майкл действительно сразу осёкся и замолчал, она, заранее извиняясь, улыбнулась - и вдруг увидела Роберта.

В ту же секунду, не дав ей опомниться, очередной безумный вихрь чувств накрыл её, оторвал от земли, подхватил и понёс прочь от него - куда-то в сторону танцпола.
Сердце зашлось от стука, и в голове из глубин подсознания абсурдно всплыла фраза Дороти: «Похоже, Тотошка, мы с тобой не в Канзасе».
Она не понимала, что и зачем вытворяет, и чувствовала, что правильнее и нормальнее для неё было бы вернуться к Роберту, но что-то словно запрещало ей это делать, какая-то неведомая сила увлекала её прочь от него - и тянула следом ничего не подозревающего и оттого немного обескураженного и радостного Майкла.
Теперь они танцевали - невпопад и почти не в такт музыке - и от этого ей было чертовски смешно, и она краснела и хохотала, а наивный юноша принимал её задор на свой счёт, не подозревая, что она сейчас не видит никого, кроме Роберта.
Со стороны казалось, будто она целиком отдаётся веселью и танцу и не думает вообще ни о чём, но её мысли по-прежнему занимал Роберт. Теперь она живо представляла, как он сидел за её спиной, за той же барной стойкой, на расстоянии одного свободного кресла, понимала, что он их слышал - увлечённую болтовню Майкла и её короткие комментарии, её задорный смех в ответ на его шутки; видел искренний живой интерес в глазах её собеседника, следил за её движениями - когда она поднимала бокал с коктейлем, подносила его к губам, а потом возвращала на столешницу. Смотрел, как она отводит с плеча прядь волос - как это сделал бы он. И от этого знания - от того, что он был рядом всё это время и наблюдал за происходящим, - её куражило сильнее, чем от коктейлей, танцев и флирта с юным Майклом.

Теперь, когда Роберт больше не сидел на прежнем месте за стойкой, не потягивал свой бренди, изредка покачивая кубики льда в бокале, и не следил за ней с невозмутимым спокойствием, происходящее между ней и Майклом утратило всякий смысл. Ей вдруг расхотелось кружиться, танцевать и смеяться, а хотелось только выяснить, куда ушёл Роберт и почему.
Неужели железная выдержка и стальные нервы снова ему отказали?
Ей нравилось осознавать своё влияние на него, нравилась эта очередная игра без правил, возникшая сама собой, нравилась его ревность, которую он вполне успешно прятал за маской напускного безразличия и снисходительно-вежливого интереса. Он словно пытался показать ей, что никуда не торопится, что она может развлекаться, сколько ей вздумается, а он просто немного скучает с видом мужа, ожидающего свою благоверную из примерочной, куда она зашла с целым ворохом платьев.

Теперь, когда он больше не следил за ней, она судорожно искала его взглядом, всматривалась в лица, фигуры и силуэты.
Майкл о чём-то спрашивал, и она только рассеянно улыбалась в ответ или делала вид, что из-за громкой музыки не расслышала вопроса.
Вся эта ситуация - когда Роберт перестал быть её свидетелем - неожиданно утомила её и даже начала напрягать, и ей захотелось наружу, на воздух - прочь из этих клубов разноцветного дыма, насквозь пропитанного полусинтетическим запахом.
Она испуганно искала взглядом Роберта, пытаясь понять, куда он исчез. Он только что был на месте, и вот теперь его нет, и она уже не знает, что делать. Неужели ему надоело её ребячество с весельем, флиртом и танцами, и он предпочёл оставить эту вакханалию?
Она вдруг посмотрела на себя его глазами и поняла, как глупо, должно быть, выглядели со стороны её жалкие попытки сбежать и этим доказать ему что-то. Что-то, что на самом деле так очевидно и понятно обоим. Ей стало страшно от ощущения потерянного совершенно напрасно времени, которого и без того осталось немного, и на секунду захотелось выбежать в центр зала и позвать его, крикнуть во всю мощь её лёгких, только чтобы он услышал и вернулся за ней.

- Ты замёрзла? - заботливо осведомился Майкл, наклоняясь чуть ближе к её уху.
- Нет… нет, я просто…
- Ты вся дрожишь.
- Тебе показалось. Извини, мне нужно отойти на минутку.
Она так откровенно и недвусмысленно обводила глазами пространство, и при этом смотрела как бы сквозь него, что даже Майкл начал о чём-то догадываться.
- Ты кого-то здесь знаешь?
- Нет, конечно, нет, - легко солгала она и шагнула в сторону.

«Я прошу тебя, Роберт, если ты ещё здесь, дай мне знать».
Звук мощных басов, воспроизводимых колонками, пульсировал внутри неё, разноцветные лучи разрезали пространство со всех сторон, кто-то прыгал в такт музыке, кричал, свистел и радовался, и в этом всеобщем веселье ей единственной было невыносимо одиноко.
Ей так остро захотелось ощутить его рядом, словно вокруг неё было бушующее море, которое кружило и подбрасывало её, как щепку, захлёстывало волнами и затягивало пучину, и только он один был в этом море незыблемой скалой, способной дать ей защиту, уверенность и спокойствие.

Лифт поднимает их на верхний этаж, а оттуда узкая лестница выводит на крышу. Вечерний воздух обдаёт их сухим теплом. Хлопает, закрываясь, аварийная дверь. От ярких огней отелей и казино внизу светло, словно днём. Город живёт, движется, дышит, и он в нём сегодня - тоже. Она влечёт его за собой, будто знает, куда идти.
Притягивает к себе - найдя точку опоры.
Её ладони, скользнув под его пиджак, освобождают его плечи. Пальцы дёргают полы рубашки и касаются разгорячённой кожи.
Он видит её глаза, даже когда закрывает свои. Узнаёт её лицо наощупь, по контурам. Жадно ловит её поцелуи.
Она - его наваждение.
Её руки - повсюду, обжигают тело прикосновениями.
Её отчаянное нетерпение отзывается в нём непривычным и таким же отчаянным желанием отдать ей всё - его тело, его душу, его жизнь. Всё, что захочет. Лишь бы ей было хорошо.
Возьми… нет - забирай…
Весь мир для него сейчас - только из них двоих. Соткан из аромата её волос, тепла её кожи и сводящего с ума ощущения её близости.
Весь мир для него - этот миг, где они, став одним целым, незримо парят над городом. Неважно, что будет завтра, важно только то, что сейчас - этот миг абсолютной эйфории, беззаботного, совершенного, наивысшего счастья.
И теперь, когда он познал его - вот таким, как хорошо было бы сейчас умереть. Чтобы не думать о завтрашнем дне и предстоящей разлуке. Не возвращаться в реальность. Не расплетать пальцев, не размыкать тел.
Не думать, не чувствовать, не расставаться.

- Теперь тебе хорошо? - интересуется он, перебирая, спутывая и расчесывая пальцами её волосы, вдыхая их запах и касаясь губами её виска.
-  Лучше, - отзывается она расслабленно, целует его плечо и замолкает ненадолго, а потом делится откровением. - Знаешь, замужней женщине нелегко в этом признаться, но я почувствовала влечение с той минуты, как впервые тебя увидела. Женщине порой достаточно одного взгляда на мужчину, чтобы понять, может у них что-то быть или нет. И вот в ту первую минуту, когда я тебя увидела… Я не знаю, как это объяснить…
Он счастливо улыбается.
- Тогда я тоже признаюсь: мужчины неплохо улавливают подобные вещи. Женщина может держаться холодно, но пламя не спрятать под слоем льда.
Взгляды встречаются - заинтересованные, счастливые, уплывающие. Губы соприкасаются - нежно и благодарно.
- Что ты почувствовал в тот момент?
- То же, что и ты. Ты была такой сияющей, уверенной в себе и в могуществе твоей семьи, не сомневающейся в стойкости своих бастионов.
- Ты раздевал меня взглядом, и я краснела от собственных мыслей.
- Ты выглядела и держалась настолько потрясающе, что мне хотелось стать твоей одеждой, чтобы получить возможность прикасаться к тебе.
Он с благоговением проводит пальцами по её плечам, словно ещё не до конца верит в эту возможность.
- А я пыталась представить, как меняется твоё лицо, когда ты устаёшь чередовать маски Казановы и прочих мистеров Рипли и откладываешь их в сторону.
- До тебя я не знал, что это были маски. Я никогда не был таким, как с тобой.
Она загадочно улыбается.
Ему не хочется думать, насколько банальны его слова, и сколько мужчин до него говорили их своим женщинам в надежде произвести впечатление. Он впервые произносит то, что раньше посчитал бы неуместной глупостью, и произносит от чистого сердца.
Она скользит щекой и носом по его шее и груди, вдыхает тепло его кожи, собирает губами запах, и в ответ он издаёт какой-то слишком довольный и мурчащий звук.
Он так безоблачно, искренне и безусловно счастлив, как могут быть счастливы разве что дети, не обременённые грузом забот и душевных терзаний;  но всё-таки это счастье - именно взрослое, когда двое влюблённых после интимной близости продолжают ощущать близость духовную, и она окрыляет сильнее и возносит выше.
Он впервые ощущает его столь же отчетливо, как шелест волн на белом песке, солёные брызги на губах, крики чаек и порывы ветра в открытом море - там, где-то во сне или в другой жизни, где всегда должна была быть она. Где её имя - синоним этого счастья. И ему хочется разделить это переполняющее его счастье с ней, излить его на неё, чтобы она купалась в лучах его тепла, благоговения и нежности.
Она словно читает его мысли и желания, и его счастье окутывает её, светится в её глазах и сияет в её улыбке.
- И каким же? - шепчет она, покрывая поцелуями его подбородок и подбираясь к уголку губ, а потом игриво целуя в губы, ещё и ещё.
- Счастливым, - широко улыбаясь, произносит он между поцелуями. - Взволнованным. Рассредоточенным. Одурманенным каким-то приворотным зельем. Признайся, ты подсыпаешь мне в бренди жемчужную пыль или шепчешь заклинания, пока я сплю? Нет, тебе это всё не нужно…
Их губы снова встречаются - на этот раз он инициатор.
Если бы он мог провести вот так всю жизнь, целуя её, он больше никогда и ничего не пожелал бы.
- Я хотел бы встретить тебя раньше. Как думаешь, у нас был бы шанс?
- Шанс на что?
Она мягко ласкает контур его губ подушечкой пальца, любуясь чертами его лица и стараясь запомнить каждую мелочь, каждую ресничку, каждую морщинку и каждую веснушку - запереть в своём сердце, украсть, присвоить себе. Не отпускать никогда.
- Ты бы вышла за меня?
- Да, - без раздумий, неожиданно легко соглашается она, но одёргивает себя и исправляется. - То есть, возможно, да. Почему бы и нет?
Но ему важно её первое, безоговорочное согласие. Если бы только у него был шанс прожить ещё одну жизнь, он бы пришёл в этот мир лишь для того, чтобы найти её, а, найдя, уже никогда бы не отпускал.
- Для меня это многое значит.
- Для меня тоже.
Теперь ему хочется разделить с ней вообще всё - не только будущее и настоящее, но и прошлое тоже. Распахнуть перед ней все двери, впустить в свой мир, чтобы она была там полноправной хозяйкой.
- Я бы хотел показать тебе свой остров. И не только его.
- Белый песок, синее море, солнечный пляж… - повторяет она его мысли, словно умеет угадывать их полёт.
- Ты поедешь со мной?
- Когда?
- Завтра.
- Ты меня спрашиваешь? Это не приказ?
Его губы расплываются в широкой улыбке.
- Нет. Ты можешь отказаться.
Она шутливо морщит нос, будто взвешивает все «за» и «против».
- Даже не знаю, чего мне хочется больше: воспользоваться своим правом вето или поехать с тобой… всё равно, куда…
Их губы снова встречаются, наполняя их чувственным удовлетворением и одновременно создавая ощущение спокойствия и уверенности. Ей кажется, будто они знают и любят друг друга всю жизнь, и вне друг друга нет и не было никакой жизни.